Электронный журнал Сибирский архив

УДК 94 (47). 084. 6

А.П. Шекшеев*

«Кулацкая» ссылка на территории Енисейской Сибири

(1929–1934 гг.)

Хакасская республиканская организация «Общество Мемориал»

РФ, 655017, г. Абакан, ул. Щетинкина, 59-49

Данная статья освещает происходившее во время коллективизации и «раскулачивания» насильственное выселение из родных мест и расселение в специальной ссылке енисейских крестьян и их семей. Автор рассказывает, как и повсюду на востоке страны, в необжитых таежных местностях Приангарья, Туруханского и Тутало-Чулымского краев Енисейской Сибири высылаемые местные «кулаки» второй и третьей категории образовывали новые поселения. Пополняемые теми, кто прибыл этапами из западных регионов страны, спецпоселенцы в неимоверно тяжелых условиях не только выживали, но и заново отстраивали свою жизнь. Дальнейшее «раскулачивание» и депортация уже не были масштабными и все больше предназначались для достижения колонизационной, экономической цели. Факты, приведенные в статье, свидетельствуют, что большинство спецпереселенцев уповали на изменения в политике государства, их отличали дисциплинированность и желание восстановить хозяйство и гражданские права. Под воздействием ряда факторов и, в частности высокой смертности, численность спецконтингента неуклонно сокращалась. Но своим трудом ссыльные крестьяне создавали условия для освоения огромных просторов и природных богатств созданного Красноярского края, его форсированной индустриализации.

Ключевые слова: депортация, деревня, Енисейская Сибирь, коллективизация, колхозы, комендатуры, крестьянство, «кулаки», поселения, «раскулачивание», советская власть, спецпереселенцы, ссылка

A.P. Sheksheev

«Kulak» deportatiom on the territory of the Yenisei Siberia

(1929–1934)

Khakass Republican organization «Memorial Society »

 Russia, 655017, Abakan, ul. Schetinkina, 59-49

This article highlights the forced eviction from their homes and the resettlement of Yenisei peasants and their families in special exile that took place during collectivization and «dekulakization». The author tells how, as elsewhere in the East of the country, in the uninhabited taiga areas of the Angara region, Turukhansky and Tutalo-Chulymsky regions of Yenisei Siberia, local «kulaks» of the second and third categories formed new settlements. Replenished by those who arrived in stages from the Western regions of the country, special settlers in incredibly difficult conditions not only survived, but also rebuilt their lives. Further «dekulakization» and deportation were no longer large-scale and were increasingly intended to achieve a colonization, economic goal. The facts given in the article show that the majority of special settlers hoped for changes in state policy, they were distinguished by discipline and a desire to restore the economy and civil rights. Under the influence of a number of factors and, in particular, high mortality, the number of special agents has been steadily declining. But with their labor, exiled peasants created conditions for the development of the vast expanses and natural resources of the created Krasnoyarsk territory, its forced industrialization.

Keywords: deportation, village, Yenisei Siberia, collectivization, kolkhoz, commandant's offices, peasantry, «kulaks», settlements, «dekulakization», Soviet power, special settlers.

Тема «раскулачивания», высылки и нахождения крестьян на специальном поселении является одной из наиболее активно освещаемых в современной исторической науке. Существенно дополняя ранее известное и меняя взгляды историков, её историография пополнилась документальными сборниками о спецпереселенцах Западной Сибири начала 1930-х гг. [1], трудами С.А. Красильникова о крестьянской ссылке и состоянии общества в сталинское время [2], а также статьей И.В. Наумова, освещавшей крестьянскую ссылку на территории Восточно-Сибирского края [3]. Небольшим изданием В.С. Биргера и кандидатской диссертацией О.В. Корсаковой было начато исследование крестьянской ссылки на Енисее и монографией С.В. Карлова – в Хакасии [4] .

Однако литература, созданная и освещавшая это явление, не лишена противоречивых утверждений. Так, некоторые авторы, начиная с Корсаковой, решили, что Енисейская Сибирь была не только лагерным краем, но и регионом, в котором «молох политических репрессий» стал средством разрядки социальной напряженности и обеспечения рабочими значительного промышленного освоения. Подменяя освещение репрессий анализом состояния выделяемых «кулакам» «натуральных фондов», планов и нормативных документов, еще один историк тем самым показал, что выселение и жизнь на поселении «кулаков» имели строго организованный порядок и не были уж столь мучительными для крестьян  [5].

С другой стороны, несколько авторитетных историков, оценивая лишение свободы в сталинскую эпоху, высказались, что его главной целью было не использование «врагов» в качестве дешёвой рабочей силы, а их физическое уничтожение [6].

Вероятно, более близкими к истине были высказывания создателей известного справочника по истории исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ). Они считали, что «успехи» лагерного строительства не определяли выполнения государственных планов, т.к. соответствующие производственные проекты были бы, даже при отсутствии лагерной системы, все равно реализованы трудом вольнонаемных рабочих. Поэтому данные авторы предложили исходить из наличия сложного комплекса взаимозависимых обстоятельств, влиявших на принятие тех или иных решений высшими органами власти, как в сфере лагерного строительства, так и в области репрессивной политики, а каждый конкретный случай анализировать отдельно [7].

Существующая неоднозначность оценок и выявление новых архивных материалов предполагают продолжение исследования этой темы и создание, наконец, некоей обобщающей картины, способной расширить и углубить общественные представления о сталинской эпохе.

23 мая 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Об использовании труда уголовно-заключенных», которым вводилась новая практика их изоляции, а вместе с нею еще неизвестные способы колонизации неосвоенных территорий. Вслед за партийным руководством страны СНК СССР 11 июля того же года принял постановление о создании сети ИТЛ ОГПУ. Соответственно с этим решением осенью того же года было образовано Сибирское управление лагерей особого назначения (СибУЛОН) ОГПУ, позднее замененное СибЛАГом ОГПУ/НКВД. Отныне все лишенные свободы на срок от трех лет и выше передавались из местных домов заключения (домзаков) в специальные концентрационные лагеря.

 Первые узники СибУЛОНа на территории Енисейской Сибири появились у Северного полярного круга, где их руками возводилось Нифантьевское шоссе и добывался лес для экспортных операций. В конце 1929 г. прибыли первые срочные ссыльные из Минской и Витебской областей Белорусской ССР. Сосланные поляки и белорусы семьями были отправлены в с. Галанино и Момотово Казачинского района Красноярского округа. Тогда же началась еще незначительная внутрирегиональная депортация «кулаков». Крестьяне Агинского района Канского округа были выселены на местные рудники, а этап ссыльных угнали из южных районов Минусинского округа в Тайшет и оттуда в Шиткинский район [8].

 Составной частью коллективизации стало «раскулачивание» деревни. Оно включало в себя экспроприацию значительной части крестьянства с последующей его высылкой в специальные поселения. 4 февраля 1930 г. региональным властям была разослана секретная инструкция, согласно которой руководство выселением «кулацких» семей возлагалось на оперативные «тройки» при окружных отделах ОГПУ, а само её выполнение – на опергруппы чекистов и милиционеров. Для приёма, учёта и отправки выселяемых крестьян организовывались сборные пункты во главе с комендантами.

На территории Енисейской Сибири операция, направленная против «кулаков» второй и третьей категорий, должна была проводиться в соответствии с постановлением президиума Сибирского краевого исполкома и его дополнением от 11 февраля 1930 г. Начало депортации 30 тыс. хозяйств, отнесенных ко второй категории, было намечено на 25 февраля 1930 г. Из Минусинского, Хакасского, Ачинского, Канского и Красноярского округов выселению подлежали 5885 хозяйств. Окружным исполкомам предлагалось отчислить часть конфискованного у «кулаков» продовольствия, фуража и сена в краевой торговый отдел для создания «натуральных фондов», состоявших на одно хозяйство из лошади, 1/3 плуга, 1/4 бороны, трех кос, двух серпов, вил, двух лопат, саней или телеги, сбруи, столярного инструмента и пр., а также продуктов в расчете на два месяца дороги и 500 рублей деньгами. «Натурфонды» передавались в распоряжение Полномочного представительства (ПП) ОГПУ и должны были выдаваться «кулакам» в местах их выгрузки. Постановление Сибирского краевого исполкома «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации» от 12 февраля 1930 г. открывало кампанию по выселению «кулаков» из родных мест [9].

Между тем ситуация с формированием и наделением «кулаков» «натуральными фондами» оказалась не столь уж простой. На местах пытались избежать формирования «натурфондов», мотивируя невозможностью наделить ими такое количество людей. Так, например, было в районах Красноярского округа. В одном из них выселяемые были собраны в милиции, где их обыскали и обобрали, а районный исполком (РИК) не обеспечил продовольствием и фуражом. В Канском округе этим лицам передали негодных лошадей. Не был выделен «натурфонд» «кулакам», выселяемым из с. Горбы Ачинского округа. Более того, у них отобрали нажитое, вплоть до шуб. В Хакасском округе оформлялась отправка «кулаков», у которых в результате мародерства было полностью изъято имущество, а некоторые лишились даже белья. В результате значительная часть «кулаков» второй категории должна была выселяться почти без «натурфондов», а план депортации был сорван. 25 февраля первые эшелоны с «кулаками» в установленный срок были отправлены лишь из Минусинского округа [10].

Происходившую в Ермаковском районе этого округа процедуру выселения очевидец описывал так: «Даны были сутки на сборы и предъявлены требования: скот и всю живность в хозяйстве не забивать (всё сразу же описали), с собой брать вещей по пуду на одного человека и запастись едой на две недели» [11].

В начале марта Сибирский краевой исполком указал окружным советским органам к 1 апреля выселить уже 50, в частности из енисейских округов – 7,9 тыс. «кулацких» хозяйств. Но в связи с тем, что чекистское руководство запретило сборным пунктам принимать выселяемых без полного обеспечения их «натуральными фондами», было предложено расселить 8,7 тыс. хозяйств небольшими поселками в пределах самих округов [12].

Для перевозки «кулаков» из Минусинского и Хакасского округов были выделены шесть эшелонов, рассчитанных на одну тыс. человек каждый. Пунктами погрузки и разгрузки являлись станции Абакан и Канск. Эшелон сопровождали тринадцать человек специальной охраны или шесть красноармейцев.

При высылке из родных мест многодетные семьи старались оставить самых маленьких и слабых детей родственникам или просто знакомым, сердобольным людям. В бега устремлялись главы семейств. Но это мало помогало. Порой выселение проходило в обстановке крестьянских волнений. Как правило, беднота на своих собраниях не протестовала против этой акции. Однако, собравшись на проводы, она высказывала массовое недовольство действиями властей, а «кулакам» сочувствовала, заявляя о своей непричастности к их выселению.

Пропущенные через контрольно-пропускные пункты, «кулаки» второй очереди расселялись РИКами и сельсоветами. Власти Красноярского и Канского округов отправляли их в собственные северные районы, Ачинского – в необжитые места Томского и Красноярского, а Минусинского и Хакасского – на участки Томского, Ачинского и Канского округов. Случалось, что эта операция проходила с осложнениями. Так, из-за отсутствия договоренности между Красноярским и Ачинским отделами ОГПУ временно было остановлено продвижение их из Бирилюсского района Ачинского округа на территорию Красноярского округа: часть обозов вернулась обратно и была распущена. Но большинство «кулацких» семей оказались разбросанными в пути по деревням и заняли все местные постройки [13].

Крайне неорганизованно проходила переброска «кулаков» из селений Ужурского района того же округа на ст. Тяжин. Подводчики и сельские исполнители не были снабжены продуктами, фуражом и питались крестьянскими харчами. В каждой деревне, встреченной по пути, высылаемые с плачем прощались. На станции, где их встретили мародеры, было объявлено, что далее «кулаков» будут отправлять не по железной дороге, а на подводах. Несмотря на арест одного из них чекистами, устранившими сопротивление, настроение выселяемых оставалось бодрым. Многие говорили, что будут строить на новом месте «кулацкую» коммуну и тем самым помогут крепить советскую экономику [14].

Для расселения спецпереселенцев были предназначены с. Тегульдетское в Ачинском, Маковское – в Красноярском, поселки комендатур «Кондратьевская», «Ангарская» и «Колючинская» – в Канском округе. Прибывающий контингент ссыльных предполагалось использовать в разных целях. В Кеть-Чулымской комендатуре, например, они должны были заниматься земледелием, в спецпоселках Канского округа – обслуживать систему Сиблестреста, а вселившиеся в поселки Ярцево и Игарка Туруханского края – службы Комитета северного морского пути. Кроме того, две комендатуры были организованы для обеспечения горно-приисковых работ.

 Некоторые руководители северных сибирских организаций увидели в крестьянской ссылке возможность получить необходимую рабочую силу. Так, председатель Комсевморпути Б.В. Лавров писал в ОГПУ края: «... Основное переселение необходимо иметь на Игарку для работ на лесопильных заводах и перегрузки морских и речных пароходов, в Усть-Порт – для рыбной ловли и охоты, на р. Курейку – в графитовые рудники, в Норильск ... – для организации каменноугольных работ и рыболовства...» [15].

Вопреки этим бодрым планам, вселение «кулаков» в северные местности в действительности происходило так, как сообщали об этом жители самого северного города Красноярья в письме на имя М.И. Калинина. «В г. Енисейск наслали тысячи семейных крестьян, набили ими дома, дают в сутки 300 гр. хлеба взрослым и 200 гр. детям и больше ничего... Дети мрут, старички тоже. Крестьяне осаждают жителей города и деревни нищенством и надрывают всем сердце словами и горем своим. Начались болезни среди них от голода и скученности, вот-вот вспыхнет эпидемия тифа. Все в ужасе от их рассказов о зверствах, проявленных к ним при выселении с мест и дорогой. Выселяли их так: мужей забирали в тюрьмы, а их семьи выгоняли в 50-градусные морозы с детьми на улицу, запрещая пускать в дома даже детей... Ночью приказали в один час собраться в дорогу... Они везли муку, а в Красноярске её отобрали..., и теперь они питаются подаяниями по домам. Кулаков среди них мало, больше бедноты и горе грызет всем сердце...» [16].

С «раскулачиванием» Тутало-Чулымский край или Кеть-Чулымский (Тегульдетский) район Томской области принял 873 семьи из Красноярского и Ачинского округов. Следом на р. Кеть были депортированы крестьяне из Большемуртинского, Пировского и Казачинского районов Красноярского округа и Перовского (Партизанского) района Канского округа.

В феврале 1930 г. на «Маковку», или в с. Маковское Енисейского района были вселены крестьянские семьи из Березовского, Назаровского, Боготольского и Ачинского районов. Доставленные санными обозами, они потеряли еще в пути от смерти множество детей и стариков. Вселение их происходило в места, которые, по признанию начальника краевого административного управления, оказались по почвенным условиям непригодными для этой цели. Ссыльные были размещены по избам местных жителей, в наскоро построенных бараках и даже в шалашах. В июне 1930 г. прибывший в Маковскую комендатуру контингент спецпереселенцев составлял 4,6 тыс. человек. Труд их использовался при создании нового совхоза, а также в Енисейском леспромхозе и северо-енисейских золотых рудниках.

Тремя эшелонами в Красноярск и Тайшет со ст. Карасук были вывезены алтайские «кулаки», этапы которых формировались в ряде районов Славгородского и Рубцовского округов. Находившийся в центре «кулацкой» ссылки, г. Канск принял эшелон с высланными крестьянами из Минусинского округа, два – из г. Бийска и шесть – со ст. Абакан. Во время следования из них бежали только трое, сняты по болезни были девять человек и умерли трое детей. Более 14 тыс. депортированных крестьян не были обеспечены «натурфондами». Из них отсеяли стариков, инвалидов, больных и беременных женщин, которых возвратили обратно, а прочих – отправили на лесоповал [17].

Но были случаи, когда действующие в Канском округе лесозаготовительные организации, не желая нести затраты на содержание «кулаков», отказывались принимать предложенный контингент новых работников. Из 16 тыс. привезенных и местных «кулацких» хозяйств сначала разместились только 12,4 тыс. таких сообществ. На Карабульскую гарь и Кодинскую заимку были вселены лишь одна тыс. семей из Минусинского и Хакасского округов, а в бассейн р. Ангара – 750 семей из самого Канского округа. Еще 3,5 тыс. хозяйств были определены на лесозаготовки, производимые Сиблестрестом и Леслагом [18].

Формируемые в северных районах Канского округа этапы ссыльных были направлены на обслуживание Баргинского слюдяного рудника, а из Красноярского и Минусинского округов – угольных шахт Забайкалья. На территории Красноярского округа были размещены 458 семей, переброшенных из Енисейска и Нижнеудинска, а также 868 лиц, прибывших из Украины [19].

Однако власти, ответственные за выселение, не справились с заданиями. Так, контрольная цифра депортируемых «кулаков», указанная краевым исполкомом, не была выдержана в Красноярском округе *. Часть «раскулаченных» хозяйств, подвергнутая незаконной экспроприации, была здесь восстановлена, другая – не выселялась из-за отсутствия сплошной коллективизации или осталась на месте из-за болезни, семейных обстоятельств и распутицы, а еще одна – была переведена в третью категорию.

Власти не смогли обеспечить переселяемую массу людей и необходимыми для неё продуктами и средствами труда. Из-за распутицы под угрозой оказалась доставка «натурфондов» в ряд северных и таежных мест. Согласно постановлениям директивных органов, спецпереселенцам полагалась норма – 300 грамм хлеба в день на человека, или 6,5 кг муки в месяц *. Однако, вследствие отсутствия необходимых продовольственных запасов и апрельского 1930 г. решения ПП ОГПУ об уменьшении норм централизованного снабжения спецпереселенцев, эти скудные пайки сократились в ряде мест в полтора-два раза. Острый дефицит ощущался в снабжении лошадьми. Постановлением от 14 апреля 1930 г. Сибирский крайисполком и ПП ОГПУ предложили окружным властям вывести лошадей, не обеспеченных фуражом, из мест вселения для кормежки в районы, близкие к железнодорожным станциям [20].

Один из главных в географии «кулацкой» ссылки – Тутало-Чулымский край – располагался в 140 км от железнодорожной станции Мариинск. До намеченных к расселению массивов, занятых гарями и лесом, которые после раскорчевки можно было использовать под пашню, было еще от 30 до 80 км по таежному бездорожью. Доставленные в начале апреля десятью эшелонами, ссыльные, превышавшие по численности коренное население вдвое, на первое время были размещены в деревнях. Побывавший там уполномоченный Ачинского окружного исполкома увидел, что прибывших помещали по пять-шесть семей в каждую избу, что нарушало жизнь местных обитателей. После тяжкой дороги по Сусловскому тракту переселенцы устраивались на новых местах: корчевали лес, строили жилье, распахивали землю под пашни, везли на мельницы завезенные рожь и пшеницу, где их размалывали в муку. На каждую семью были заведены карточки, но пайка не хватало. Поэтому многие переселенцы бродили в поисках пищи, просили милостыню, несли на базар последние вещи и воровали что-то с огородов и полей. Партийные, комсомольские и торговые организации были вынуждены заниматься устройством этих людей, обеспече­нием их продуктами питания, фуражом и семенами [21].

Согласно информации, озвученной на закрытом заседании Ачинского окружного исполкома 17 апреля 1930 г., имевшееся количество хлеба обеспечивало потребности спецпереселенцев «весьма экономно», а фуража для лошадей не хватало. Расселенные в 40 населенных пунктах вблизи Тегульдета, они построили 12 бараков на восемь семей каждый, четыре амбара и три завозни, что было для 11 тыс. человек недостаточно. Многие из них располагались на крестьянских заимках и в землянках. Посевы из-за отсутствия семян оказались невозможными, а запасы сена у местных крестьян были съедены. В местах расселения среди взрослого населения распространился тиф, а у малолетних – корь. Руководство исполкома в дополнение к 15 вагонам сена, доставленным 12 апреля на ст. Суслово, решило отгрузить высланным муку, семена и овес, установить суточные пайки питания, разрешить в исключительном порядке индивидуальное строительство жилья [22].

Такой же была ситуация и в Красноярском округе. Построенные 18 бараков не вмещали всех людей и не спасали их от болезней. Из-за отсутствия молока наблюдалась высокая смертность детей. На высылке каждый «кулак» получил «твердое» задание засеять от одной до трех десятин земли. С этой целью его снабдили семенами, лошадью, телегой или санями и даже общим плугом. Но осуществленные посевы овса и ячменя обещали небольшой урожай [23].

Несмотря на присущую спецпереселенцам озлобленности, вели они себя по-разному. Некоторые не мирились со своим положением. Из-за недостатка продуктов и жилья бежали до 45 % всех переселенцев, прибывших в Кеть-Чулымский район. К сентябрю 1930 г. из Маковской комендатуры бежали 3,2 тыс. человек, или 70 % всех депортированных. Оставшиеся на местах новоселы не отличались смирением и покорностью. Так, в том же Кеть-Чулымском районе была «раскрыта» группа, якобы состоявшая из бывших офицеров, намеревавшихся организовать выступление. В марте 1931 г. Тегульдетская ячейка ВКП(б) собралась на внеочередное заседание для заслушивания информации о том, что в пределах их района действует «бандитская» группа. Но большинство спецпереселенцев отличали дисциплинированность и желание восстановить хозяйство и гражданские права. «Будет война, и мы пойдем по своим домам», – с такой верой выживали эти люди [24].

К лету 1930 г. переброска «кулаков» второй категории прекратилась. Когда же Ачинский окружной исполком 12 июня заявил о намерении переселить находившуюся вблизи города партию данных лиц, то ПП ОГПУ, а следом и Сибирский крайком партии воспротивились этому решению [25]. Расселенными в Кеть-Чулымской комендатуре Ачинского округа считались 11,6 тыс., в Маковской и Енисейской комендатурах Красноярского округа – 6,9 тыс., а в Ангарской, Кондратьевской, Колючинской, Шиткинской, Ирбейской и Тайшетской комендатурах Канского округа – 21,1 тыс. спецпереселенцев. Общая численность их составляла уже 39,6 тыс. человек [26].

С 15-20 марта 1930 г. началось расселение «кулаков» третьей категории, насчитывавших на Енисее одну – полторы тыс. крестьянских хозяйств. Оно осуществлялось внутри округов, затянулось до распутицы и в связи с наступившими весенне-посевными работами к 15 апреля было приостановлено. «Кулаки» этой категории должны были посеять и убрать хлеб, а в ссылку поехать в ноябре, когда устанавливался санный путь. Но оставшись без семян, они хозяйством практически не занимались и своим присутствием, по мнению, например, минусинских властей, лишь «разлагали» деревню.

Из переселившихся же в Красноярском округе были созданы десять поселков. В Ачинском округе «кулаки» третьей категории выселялись на Костеньковские хутора, в Хакасии – на территорию Саралинского промышленного золотодобывающего и Таштыпского пограничного сельскохозяйственного районов. Летом 1930 г. началась депортация крестьян из Хакасско-Минусинского региона в Ольховку (Артёмовск), на рудники треста «Минусазолото» и за р. Чулым на Центральную гарь. Для обеспечения горно-приисковых работ по линии «Союззолота» в Хакасии были организованы Саралинская и Таштыпская комендатуры. В дальнейшем на их территории появились 19 спецпоселков с 3,5 тыс. переселенцев [27].

Декабрьский (1930 г.) Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) поставил задачу возобновления коллективизации. «Раскулачиванию» и депортации теперь подлежали бывшие или вновь выявленные «кулаки», к которым могли отнести и политически неблагонадежных, с точки зрения властей, крестьян, включая и тех, кто упорно отказывался вступать в колхоз.

25 декабря 1930 г. бюро Западно-Сибирского краевого комитета ВКП(б) приняло постановление «О мерах усиления борьбы с активностью кулачества против коллективизации», в котором указало, выделив в районах группы из «наиболее злостных кулаков, активно вредящих делу коллективизации», конфисковать их имущество и подвергнуть выселению. Для руководства коллективизацией, укреплением колхозов и организации массовой работы в районах создавались «пятерки» в составе уполномоченного крайкома ВКП(б) или крайисполкома, секретаря райкома партии, председателей РИКа и Колхозсоюза, а также руководителя районного аппарата ОГПУ [28].

Зимой-весной 1931 г. была проведена первая локальная операция по выселению так называемых «кулаков», обусловленная общими социально-политическими и экономическими, а также и региональными причинами. Из 21 района выселили 3,1 тыс. человек. В марте на территории Западно-Сибирского края (ЗСК) провели экспроприацию и выселение из 14 районов сплошной коллективизации еще одной группы крестьян, объявленных «кулаками». Так, согласно директиве ПП ОГПУ от 3 марта 1931 г. на Ольховский золотой прииск из Минусинского района были высланы «кулаки» третьей категории – 319 человек, в том числе женщины и дети [29].

Но проведенное в марте 1931 г. выселение показало, что «огромное большинство кулаков имело ограниченное хозяйство, лишенное почти всех основных средств производства». 2 апреля секретарь Мартайчинского райкома ВКП(б) обратился к краевому партийному и чекистскому руководству с жалобой о том, что на золотые рудники вместо семей во главе с трудоспособными главами прислали «балласт» в лице одиночек, инвалидов и детей, неспособных валить деревья в глубоком снегу [30]. Следовательно, «раскулачивание» уже открыто охватывало не состоятельную часть деревенского населения и все больше предназначалось для достижения колонизационной, экономической цели.

Выявляя «кулаков» и организуя их высылку, отдельные представители власти по-прежнему пользовались незаконными приемами. Так, под руководством председателя сельсовета Константинова в с. Восточенское Минусинского района активисты изымали у выселяемых даже вилки, стаканы, бутылки с керосином и кожи. Открыв «боевые» действия против собак и запугивая женщин оружием, они «стаскивали» конфискованный скарб в сельсовет. Как сообщал очевидец, глава сельсовета, угрожая расстрелом, предложил одной из семей освободить дом в течение полчаса, а в еще одной избе на просьбу хозяйки оставить ей старые штаны мужа, который находился на лесозаготовках, заявил: «Взяли и еще возьмем по-большевистски». Над таким поведением советского руководителя смеялась вся деревня, «кулаки» же, как заметил писавший, были «готовы его съесть». На организованных им торгах в присутствии прежних владельцев его помощники продавали деревянные ложки, вилки, ножи и куриц, причем так «поспешно, точно боялись, что их увезут». Но самые ценные вещи покупались «кулаками» через родственников и по дешевке [31]. Позднее в этом же селении в силу тяжелых материальных условий жительница Ш. Валиуллина бросила в печь семилетнего ребенка [32].

Власть того же района обратила внимание на обстановку, сложившуюся в с. Ново-Троицкое. Здесь вместо партийной и комсомольской организаций сложился, по её мнению, «кулацкий» актив из 16 человек, находившихся в родственных отношениях и державших круговую поруку, во главе с председателем колхоза Кожухаром. Беднота и бывшие партизаны отказались вступать в такое хозяйство, отчего его развитие якобы приостановилось. Естественно, что данные лица были «раскулачены» и высланы [33].

Согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1931 г. «О предоставлении краевым (областным) исполкомам и правительствам автономных республик права выселения кулаков из пределов районов сплошной коллективизации сельского хозяйства» на местах готовилась еще одна широкомасштабная кампания ликвидации «кулачества». В Хакасии, к примеру, в период весеннего сева партийное и чекистское руководство, стремясь закрепить достигнутый уровень коллективизации и обезопасить себя от крестьянских выступлений, начали создавать в районах вооруженные партийные отряды.

В соответствии с постановлением правительства руководство ОГПУ 15 марта разослало на места, в т.ч. в Новосибирск и Иркутск, «Меморандум о проведении массовой высылки раскулаченных», которое было намечено осуществить с мая по сентябрь 1931 г. Местные органы обязывались предоставить чекистам не позднее 10 апреля данные о количестве хозяйств, намеченных к высылке.

Для решения вопросов выселения, размещения и использования «раскулаченных» Политбюро ЦК ВКП(б) создало специальную комиссию во главе с заместителем председателя СНК СССР А.А. Андреевым. 27 апреля того же года бюро Западно-Сибирского краевого комитета партии, приняв постановление «О ликвидации кулачества как класса», обязало местные власти провести экспроприацию «твердо установленного» «кулачества» с 20 мая по 10 июня с.г. Для «укрепления колхозов и пресечения вредительства» оно постановило, как сообщал И.В. Сталину секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р.И. Эйхе в письме от 3 мая 1931 г., провести в месячный срок экспроприацию 40 тыс. «кулацких» хозяйств [34].

Выполняя это решение, ПП ОГПУ ЗСК 28 апреля 1931 г. разослало директиву своим низовым органам приступить к этой операции с 10 мая. Но чекисты на местах столкнулись с непредвиденными трудностями и ограничились лишь выявлением и сбором «кулаков» в определенных местах. Председатель полпредства ОГПУ Л.М. Заковский информировал партийно-советское руководство края о завершении коллективизации, отсутствии в деревне людских ресурсов для осуществления прежней политики и о том «нажиме», который пришлось применять его сотрудникам для поиска «кулаков», а также об усилиях по организации их охраны. Вследствие того, что районы не обеспечили высылаемых «кулаков» лошадьми, коровами и сельскохозяйственным инвентарем, он предложил перенести начало высылки на 25 мая [35].

Однако на этот раз партийно-советское руководство не согласилось с доводами чекистов и выселение остатков «кулачества» возложило на собственные и милицейские органы. Районные уполномоченные ОГПУ принимали деятельное участие лишь в создании сборных пунктов, ведавших вопросами приема, учета и отправки «раскулаченных».

Облеченные высокой ответственностью, советские и милицейские органы незамедлительно и ранее намеченных сроков начали новую экспроприацию «кулаков». Так, отвечая на директиву крайкома партии, бюро Хакасского обкома ВКП(б) еще 4 мая утвердило постановление «Об экспроприации и выселении баев-кулаков из пределов Хакасской автономной области». С этой целью в районах были созданы «пятерки» во главе с уполномоченным бюро обкома и в составе с партийно-советскими руководителями и уполномоченным ОГПУ, мобилизованы и посланы в деревню 38 работников областных учреждений. Прибыв 11–14 мая на места, они организовали работу уполномоченных, которые, выехав в сельсоветы, провели утвержденную районными «пятерками» экспроприацию «кулаков». С 10 по 28 мая были высланы 855 «кулацких» хозяйств, или 3789 человек, что оказалось больше, чем в 1930 г. Депортации из Хакасии осуществлялись в западном направлении и достигали территории не только бассейна р. Чулым, но и его правого притока в Томской области – р. Чичкаюл.

Имевшие место случаи саботажа были жестко подавлены. Лиц, отказавшихся поддержать выселение «кулаков», например, в Карагайском сельсовете Таштыпского района, отправили на лесозаготовки. В поселке Абаза, где собрание единоличников воздержалось от голосования, была изъята группа из 10-12 человек, среди которых чекисты якобы выявили бывших офицера и «кулака-лишенца». Районное руководство провело там разъяснительные собрания, а по некоторым лицам сделало оргвыводы.

 За время этой кампании в Хакасии были созданы 36 новых колхозов. Уровень коллективизации повысился с 44,3 до 49,8 %. Но план весеннего сева был выполнен лишь на 67 % [36].

Выселение охватило прежде всего ранее «богатые» селения Минусинского района. Известие об этом, полученное сельсоветом с. Тигрицкое Минусинского района, вызвало среди единоличников «подавленные» настроения. После состоявшегося 9 мая собрания бедноты, которое постановило выселить «кулаков» за «вредительство» в 24 часа и «с корнем вырвать их отростки», лица, отнесенные к ним, как свидетельствовал очевидец, «заметались», «хватая колхозников за грудки и пряча ценности, хлеб и инвентарь». Под надзором председателя сельсовета и сельских исполнителей «кулаки» выехали в ссылку на 128 подводах. Некоторых «кормильцев» провожали «ватаги» до 100 человек, обещавших помочь им и угрожавших сопровождению. По свидетельству того же информатора, настроение середняков после этого стало «паническим», вступление в колхоз – единичным, а активность со стороны его членов не проявлялась. Сев был сорван, зато обнаружились «элеваторы» скрытого хлеба. За якобы имевшуюся связь с «бандой» властями были возбуждены три уголовные дела [37].

В 1931 г. основные потоки минусинских спецпереселенцев следовали в Причулымские районы и западнее, вплоть до ст. Яя, а также в Артёмовск. Из бассейна р. Чулым многих ссыльных вскоре перевели на рудники Тисульского района – «Центральный», «Макарак» и «Берикуль» [38]. 

В самом же Тисульском районе дела на выселяемых «кулаков» из сельсоветов поступили в районную «тройку». Работая «днем и ночью», она 14 и 15 мая утвердила к высылке 704 человека. Сюда входили ранее выявленные и не высланные «кулаки», лица, осужденные и находившиеся в ИТД или в бегах, а также мобилизованные в тыловое ополчение. Основной контингент выселяемых составляли старики и молодежь [39].

Ожесточенное сопротивление этой акции, потребовавшее вмешательства чекистов, оказало немецкое население д. Николаевка Абаканского района бывшего Минусинского округа. Это селение было создано в 1900–1901 гг. немцами, переселившимися из Саратовской и Волынской губерний, и насчитывало 300 дворов. Его население не допускало смешанных браков с русскими и в основном состояло в родстве друг с другом. С 1919 г. здесь имелась группа зажиточных немцев, пользовавшихся авторитетом у жителей и неизменно избираемых на общественную работу. В 1926 г. этих людей лишили избирательных прав, но они по-прежнему руководили деревенской жизнью. В селе не было колхоза, коммунистов и комсомольцев. Зато сельсовет проваливал все политико-хозяйственные кампании Советской власти, а уполномоченные изгонялись из села. Поэтому «раскулачивание» здесь было сопряжено с дополнительными трудностями.

Постановив доставить «кулаков» на сборный пункт, совещание ответственных работников, состоявшееся в с. Абаканское 11 мая 1931 г., направило в деревни специальных уполномоченных. 12 мая в д. Николаевка приехали заведующий организационным отделом райкома ВКП(б) Антипин и коммунист Климкович, когда-то работавший здесь председателем сельсовета и знавший немецкий язык. Они должны были вывезти из деревни «кулака» П. Винтера и пресвитера Г. Шмельтера, «раскулаченных» еще в 1929 г., но затем приобретших статус середняка. Однако после ознакомления с персональными налоговыми карточками жителей уполномоченные решили подвергнуть высылке еще нескольких лиц.

 Состоявшееся ночью собрание «кулаков» и сельсоветчиков решило сопротивляться проведению этой акции. Утром 13 мая члены сельсовета обвинили Климковича в принадлежности к «кулачеству», а на улице его и Антипина встретили 200 разъяренных женщин. Тогда в деревню 14 мая прибыли помощник уполномоченного ОГПУ по Абаканскому району Селезнев и семеро вооруженных коммунистов. Однако население не расходилось и в крайне эмоциональной форме заявляло приехавшим, что «кулаков» в деревне не имеется и высылать кого-то оно не позволит. Вечером 15 мая женщины избили коммуниста, пытавшегося уговорить их разойтись по домам.

Толпа рассеялась лишь 16 мая с прибытием в деревню уполномоченного ОГПУ и члена райисполкома Н. И. Мехедова и назначением нового состава сельсовета. 17 мая «кулаки» были увезены в с. Абаканское, а 20-го – аресту подверглись трое лиц, замеченных в подстрекательстве и объявленных «кулаками-лишенцами», четверо бывших «крупных торговцев» и пятеро разжалованных сельсоветчиков. Их дело было передано в Минусинский оперсектор ОГПУ, а затем на рассмотрение тройки. Кроме того, высылке должны были подвергнуться еще пять семей. В ответ большинство жителей деревни тут же прекратили посевные работы [40].

В Балахтинском районе «тройка» при активном участии председателя РИКа И.М. Назарова рассмотрела 340 дел, их которых 153 – закончила приговором о выселении. С 10 июня по 7 июля репрессиям в этом районе подверглись 209 крестьян, в основном старожилов. В целом же по Балахтинскому и Даурскому районам в 1931 г. были высланы 248 семей, большинство из которых погибли от голода на Игарке или Колыме. С осуществлением этой акции в Балахтинском района были организованы колхозы «Авангард», «Пахарь» и два одноименных хозяйства «Вторая пятилетка» [41].

Выселение 116 «кулацких» семей в Бирилюсском районе проходило под руководством начальников ОГПУ и милиции Шумихина и Кочерегина. Оно началось с организации в д. Шпагино за р. Кемчуг переселенческого участка. Но вследствие того, что главы выселяемых семей находились на принудительных работах или отбывали наказание в тюрьмах, то в ссылку отправили 486 человек, в том числе 246 детей в возрасте от месяца до 16 лет. Для них на пароход загрузили 70 центнеров муки.

Несмотря на то, что большинство отобранных «кулацких» домов и конфискованное имущество в общественное пользование так и не поступило, с высылкой их хозяев создание колхозов оживилось. Но затем начались выходы из них, конфликты руководства с колхозницами из-за обобществления молочного стада. Доказывая своим сотоварищам, что они работают задарма, и обещая им голод, некий О. Букатин из д. Николаевка вышел из хозяйства и увел с собой четырех середняков [42].

Значительный контингент ссыльных, состоявший из красноярских, канских и енисейских крестьян, был направлен в Игарку. Здесь некоторые из них получили работу на руднике «Юбилейный». Еще одним местом ссылки крестьян стали поселки, разбросанные на десятки километров вблизи с. Ярцево, и где они стали преимущественно трудиться на лесоразработках и лесосплаве. Часть спецпереселенцев Канского округа использовалась на местном лесозаводе. Но несколько эшелонов со ссыльными отправили из Канска на восток для пополнения рабочей силой угольных шахт и леспромхозов Забайкалья [43].

25–27 мая на ст. Суслово прибыли эшелоны с «кулаками» из Ужурского, Березовского, Итатского, Минусинского, Боготольского и Тисульского районов. Но здесь, вопреки мнению ученого, назвавшего депортацию «кулаков» весной-летом 1931 г. наиболее подготовленной [44], она имела свои организационные трудности, повлекшие сбои в хозяйствовании. Так, председатель Сусловского РИКа А. Краева, обращаясь в краевой исполком, писала, что в районе с приездом переселенцев создалась нетерпимая обстановка, срывавшая посевную в колхозах. Действуя согласно директиве ОГПУ, местные власти для разгрузки эшелонов и отправки детей, хлеба и фуража к местам расселения выделили более тысячи подвод, взятых с полевых работ. Лошадьми обозов были вытоптаны посевы озимых, съедено сено у колхозов. По пути следования «кулаки» уничтожали «на десять верст в округе все, как саранча, вплоть до раскрытия крыш и недоразумений с населением». Далее их путь лежал через болотистую местность, где нельзя было найти фуража. На таежной речке при переправе возникла «пробка». Не выдерживая, подводчики сбрасывали груз и уезжали обратно. «Сумятицей» назвала она эту операцию [45].

26 июня 1931 г. заседание бюро Сусловского райкома партии, обсуждая положение 20 тыс. переселенцев и трех тыс. местных жителей, констатировало, что хлеба в местах расселения хватит до 15 июля. Обращаясь в вышестоящие органы за помощью в его переброске, оно предупреждало, что такая обстановка чревата открытым неповиновением переселенцев [46].

В дальнейшем имели место только локальные высылки, преследовавшие цели местного характера. С 25 июня по 9 июля 1931 г. проходило выселение оставшихся 305 «кулаков» из г. Минусинска и района. Надеясь резко повысить добычу угля, бюро Хакасского обкома партии 19 июля 1931 г. вынесло постановление о высылке 500 «кулацких» хозяйств на Черногорские копи [47].

Подводя итоги этой экспроприации «кулачества», Западно-Сибирский крайком ВКП(б) в специальном письме от 19 июля того же года, адресованном райкомам партии, сообщал, что она прошла успешно, а «классовый враг оказался неспособным на открытое сопротивление» [48]. Но выселение «кулаков», состоявшееся в мае-июне 1931 г. по 27 районам ЗСК, охватило 2,1 тыс. середняков и бывших партизан [49].

Созданная для размещения спецконтингента сеть комендатур значительно расширилась. На территории приенисейских районов ВСК действовали Большемуртинская, Игаркская, Ирбейская, Красноярская, Манская, Тайшетская, Южно-Енисейская и Ярцевская, на юге региона – Балахтинская, Саралинская и Таштыпская комендатуры. Наиболее крупными из них являлись Тайшетская и Енисейская, которые вместе объединяли 26 поселков с 13,9 тыс. переселенцев [50]. На сентябрь 1931 г. Саралинская и Таштыпская комендатуры состояли соответственно из 17 и двух поселков. Численность сконцентрированного в них населения выросла до 3394 и 374 человека. Через месяц в системе только Саралинских приисков «Цветметзолота» были размещены 3,7 тыс. спецпереселенцев, которые занимались лесозаготовками, строительством и обслуживанием рудников [51]. Комендатуры в Сусловском и Тегульдетском районах ЗСК объединили до 20 тыс. спецпереселенцев [52].

Являясь краем внутри регионального расселения местных «кулаков», Енисейская Сибирь стала еще и местом вселения их, прибывавших этапами из западных регионов страны. За первые два года существования специальной ссылки (1930–1931) на территорию будущего Красноярского края въехали около 25 тыс. «кулацких» семей из Украины, Белоруссии, Азово-Черноморского, Средне-Волжского, Нижне-Волжского краев и Центрально-Черноземной области [53].

Одним из результатов «раскулачивания» стало повышение уровня обобществления крестьянских хозяйств в Западной Сибири, составлявший к июлю 1931 г. 53 %. Между тем июньский (1931 г.) пленум ЦК ВКП(б), трезво оценивая ситуацию, поставил перед партийной организацией ЗСК задачу «в основном завершить сплошную коллективизацию в настоящем году и во всяком случае не позднее весны 1932 г.». Закрытое письмо «О завершении коллективизации» было разослано всем райкомам партии [54].

23 августа 1931 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило Инструкцию о порядке дальнейшего выселения «кулаков», а 30-го – согласилось с выводами комиссии П.П. Постышева о переселенцах. Согласно этим документам, массовое выселение «кулаков» из районов сплошной коллективизации было прекращено. Разрешалось лишь переселять их небольшими группами в индивидуальном порядке по мере выявления [55].

Сначала вопросы расселения и трудоустройства спецпереселенцев находились в компетенции советских органов. Но затем комендантские управлении исполкомов ЗСК и ВСК были переданы в распоряжение соответствующих ПП ОГПУ, а постановлениями ЦК ВКП(б) от 20 мая 1931 г. и СНК СССР от 1 июля того же года хозяйственное и административное устройство «кулаков» в местах их расселения полностью перешло к ОГПУ. Летом того же года в связи с прибытием в Сибирь большого количества спецпереселенцев для работы с ними в составе секретно-оперативных управлений ПП ОГПУ ЗСК и ВСК были созданы специальные отделы.

С завершением массового поступления «кулаков» в качестве дармовой рабочей силы 1 октября 1931 г. в Западно-Сибирском крайкоме ВКП(б) состоялось совещание по вопросу о спецпереселенцах. Признаваясь в тяжелом материальном положении этих людей и оправдывая коммунистов, проявивших слабое внимание к их нуждам, Р.И. Эйхе заявил: «Мне кажется, что пытаться подойти к вопросу обслуживания и расселения кулаков таким образом, чтобы на сегодняшний день все было идеально – полагать, что это может так быть – это являлось бы признаком очень большой наивности». «... Сказать ..., что спецпереселенец наш человек – нельзя. В подавляющем большинстве это наши враги», – так оценивал сосланных крестьян партийный лидер. Он же определял дальнейшее отношение своих товарищей к спецпереселенцам: «Перед нами стоит двойная задача: они наши враги, но мы, вырвав их из обстановки, где они жили, поставили задачу переделать их в новой обстановке...» [56]. Выступавший там же, глава чекистского ведомства Л.М. Заковский заявил о том, что в результате высылки «кулаков» деревня обрела «более устойчивое политическое положение». Доложив об отправке в необжитые районы Севера 40 тыс. семей, он поставил перед собравшимися задачу его освоения [57].

В результате на территории Енисейской Сибири к концу 1931 г. находились 30 тыс. семей репрессированных крестьян – как местных, так и высланных из других районов СССР [58]. Весной 1932 г. намечалась еще одна локальная высылка «кулаков». Согласно постановлению Западно-Сибирского краевого комитета ВКП(б) «О выселении кулаков» от 2 марта были выявлены семь тыс. данных лиц, причем, две тыс., как проникшие в социалистический сектор. Предполагалось выселить их к весенне-полевой кампании [59]. Но эту высылку пришлось отменить из-за массового выхода людей из колхозов [60].

Между тем треть крестьянских хозяйств все еще пыталась сохранить свое единоличное состояние. Это обстоятельство, вопреки утверждению некоторых ученых о достигнутой относительной стабильности в отношениях между властью и крестьянством [61], расценивалось партийно-советским руководством как главная причина замедления темпов сплошной коллективизации. Оно стало ориентироваться на полную ликвидацию крестьян-единоличников как социальной группы.

Поэтому депортации крестьян продолжались. Соответственно с постановлением бюро Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) от 26 мая 1933 г. было осуществлено расселение в трудовых поселках ОГПУ одной тыс. крестьянских семей, или четырех-пяти тыс. человек. Ответственность за эту акцию несли специально созданные «тройки» из секретаря райкома партии, председателя РИКа и начальника районного отдела ОГПУ. Однако она уже не имела такого масштаба, как ранее. 1–5 июня из Курагинского, Каратузского, Ужурского, Назаровского, Ачинского и Боготольского районов были высланы 630 крестьянских семей [62]. Летом 1933 г. крестьяне Большемуртинского района оказались в ссылке на Маклаковском лесозаводе, а из юго-западных районов бывшего Ачинского округа – в п. Могочин, находившийся на томской территории ЗСК, где работал еще один крупный лесозавод. Согнанные вновь крестьяне были отправлены эшелоном из Канска на Алтай. Завезенные в Томск, ссыльные были перегружены на баржи и направлены в Бакчарский район, где их и определили в комендатуру [63].

Постановлениями СНК СССР от 16 августа того же года, 20 апреля и 21 августа 1933 г. для размещения высланного «кулачества» были созданы специальные (трудовые) поселения ГУЛАГа. С 1933 г. ответственность за надзор, устройство, хозяйственно-бытовое обслуживание и трудоиспользование выселенных «кулаков» была возложена на его администрацию. Управление спецпоселками осуществлялось назначенными комендантами. В своей деятельности они подчинялись краевому, областному административному управлению, председателям РИКов и руководству районных спецкомендатур. Комендантам предоставлялись права районных административных отделов и сельсоветов. Передвижение спецпереселенцев было ограничено. Для обеспечения порядка и безопасности при коменданте состояли милиционеры. В оплате труда спецпереселенцы были приравнены ко всем рабочим и служащим, за исключением того, что из неё удерживались денежные средства на содержание аппарата служащих ГУЛАГа. До 1 января 1934 г. спецпереселенцы были освобождены от всех налогов и сборов. 

В действительности же расселенные «кулаки» столкнулись с большими трудностями. Так, например, в феврале 1931 г. трудоспособные спецпереселенцы в системе Лестреста из-за недостатка спецодежды использовались лишь вполовину от их наличия. В октябре того же года на Сарале они жили в бараках, где было тесно, грязно и сыро, а железные печи топились круглосуточно. Обслуживались спецпереселенцы двумя школами, медпунктом и кухней. Обеспеченность спецодеждой составляла только 30 %. Несмотря на снабжение продуктами наравне с вольнонаемными, среди населения распространялась эпидемия брюшного тифа [64].

Зимой 1931/32 г. в Канском районе, входившем в состав Тайшетской комендатуры, 813 спецпереселенцев размещались в неприспособленных для зимовки бараках, а 862 (в т.ч. женщины и дети) – вообще жили в шалашах без печного отопления, что приводило к массовым заболеваниям и потере трудоспособности. Нередкими были случаи и произвола администрации в отношении к этим людям. В Абанском районе той же Тайшетской комендатуры по распоряжению райкома ВКП(б) была проведена незаконная экспроприация имущества и продовольствия у спецпереселенцев [65].

Большую массу выселяемых первоначально предусматривалось расселить в полосе проектировавшейся трассы железной дороги Томск-Енисейск. Строительство её так и не состоялось, а тысячи спецпереселенцев, заброшенных в таежную глушь, частью погибли, а некоторые позднее из гиблых мест были переселены [66].

В июне 1933 г. на лесозаготовках в Мартайчинском районе наблюдались перебои в снабжении спецпереселенцев продуктами и случаи употребления ими в пищу гнилого дерева и березовой коры. В связи с недостатком пайка женщины приносили своих детей в комендатуры, где угрожали: «Дайте нам хлеба, или мы побьем детей, тогда вы отвечайте» [67].

В Енисейский район переселенцев забрасывали непрерывно. В поселке Кривляк и на берегу р. Шерчанка отбывали наказание 2,5 тыс. человек. Но к закрытию лагерей в живых осталось менее 200 людей [68].

Обстановка вновь обусловила возникновение такого, побежденного Советской властью, явления, как беспризорность детей. В районе Тяжинской комендатуры построенные и отданные под детский дом бараки развалились. Поэтому на ноябрь 1933 г. более 200 детей спецпереселенцев остались без крова и были вынуждены выживать, скитаясь по окрестностям [69].

Тяжелые условия и произвол властей приводили к росту побегов. В феврале 1931 г. на предприятиях Минусинского треста «Леспром» из 800 сосланных спецпереселенцев остались только 225. К концу 1932 г. лишь в Нижнеудинской комендатуре числились 1,2 тыс. беглецов [70].

Какая-то часть спецпереселенцев испытывала к Советской власти «классовую непримиримость». Группы лиц, ожидающих войну, чтобы выступить против коммунистов, были замечены в Тегульдете, Зырянке и Шерстобитово. Но большинство спецпереселенцев уповало на изменения в политике государства. Сотни писем от имени родственников посылались ими в учреждения с заявлениями о восстановлении в гражданских правах. Оперируя этими документами в качестве своих, спецпереселенцы нередко получали справки на возвращение [71].

Восстановление их начиналось в индивидуальном порядке по истечении, как правило, 5-летнего срока с момента выселения и при наличии положительных характеристик о поведении и работе. Специальным постановлением ЦИК СССР от 27 мая 1934 г. спецпереселенцы были вновь наделены избирательными правами. Но в действительности «кулацкая» ссылка была бессрочной: по её отбытию большинство населения не отпускалось и переходило на положение « трудпереселенцев». Вскоре режим был вынужден пойти на расходы и создание хотя бы сносных условий жизни и труда для этих людей.

В таежных местностях Приангарского, Туруханского и Тутало-Чулымского краев появилось множество поселений, где сосланные «кулаки», возводя жилье, одновременно корчевали лес под пахотные участки, валили его под промышленные нужды, добывали руду и драгметалл, строили дороги и обслуживали речное и морское пароходство. По заявкам хозяйственных организаций репрессированные крестьяне начали трудиться на различных предприятиях лесозаготовительной и золотодобывающей промышленности, на графитовом, слюдяных рудниках и общества «Комсеверопуть». В 1933 г. на базе трех лесозаготовительных участков образовался Туруханский или Ярцевский леспромхоз. На Абольской гари Бирилюсского района, куда перебрасывались «кулаки» из Ставропольского, Краснодарского края и центральных областей России, были организованы производственные участки. На 10 ноября того же года только в Тяжинском, Бирилюсском, Мартайчинском и Саралинском районах ЗСК были созданы 20 спецкомендатур и 81 поселок, где находились 41,1 тыс. спецпереселенцев [72]. Начались заброски рабочей силы в Заполярье, где собирались строить Норильский комбинат.

Еще в 1930 г. было решено проложить «золотой» путь на севере региона – от д. Мотыгино до Леоновского прииска (Кировска) протяженностью в 100 км. Планировалось за полтора года в глухой тайге прорубить 85 просек, построить 63 сооружения, 12 мостов, заготовить 19 тыс. погонных саженей лесоматериалов, срезать тысячу кубометров косогора и засыпать гравием все дорожное полотно. Но рабочих набралось всего 10 % от плана, строительных материалов заготовили только наполовину, а инструментов не было совсем. Тогда красноярские чекисты начали переселять в удерейскую тайгу своих узников. В 1934 г. на строительство дороги из Смоленской области депортировали 696 человек. Её возведение обошлось в два млн рублей и обернулось большими убытками [73].

Вследствие физического истощения, распространения инфекционных заболеваний, разрыва брачно-семейных отношений, сознательного отказа от рождения детей и побегов численность спецпереселенцев неуклонно сокращалась, а показатели смертности в их среде намного превышали данные о рождаемости. К 1935 г. на территории созданного Красноярского края остались только 15 комендатур [74]. Но в результате сосредоточения и промышленного использования крестьян-спецпереселенцев возникли новые города и городские поселки, было построено и введено в строй множество промышленных предприятий, что стало одним из условий освоения огромных просторов и природных богатств нового административно-территориального образования, его форсированной индустриализации.

Список литературы

Бабий А., Моисеева И. Енисейская ссылка // https://memorial.krsk.ru/Articles/2019Babiy/2019BabiyMoiceeva.htm.

Биргер В.С. Ссылка в Красноярском крае и Хакасии. Ссылка из региона. М., 2001. 96 с.

Владимир Биргер. Обзор ссыльных потоков и мест ссылки в Красноярском крае и Республике Хакасия. – Https://memorial.krsk.ru/Articles/BirgerS/10.htm.

Гущин Н.Я. «Раскулачивание» в Сибири (1928-1934 гг.) : методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Новосибирск: ЭКОР, 1996. 157 с.

Демешкин В.А. ОГПУ и коллективизация в Сибири // XX век. Исторический опыт аграрного освоения Сибири / под ред. В.В. Гришаева. Красноярск: Изд-во Краснояр. гос. пед. ин-та, 1993. С. 205-210.

Есин Р.С. К вопросу о переселении крестьян в Енисейский район Красноярского края в 1930 г. // Енисейская Сибирь в истории России (к 400-летию г. Енисейска) [Электронный документ]: Мат-лы Сиб. ист. форума. Красноярск, 23-25 окт. 2019 г. Красноярск: ООО «Лаборатория развития», 2019. С. 114-117.

Как разворачивалась коллективизация в Балахтинском... – Http: // www. memorial.krsk.ru›Articles/2003Ludisudby/…

Карлов С.В. Массовые репрессии в 1930 гг. (на материалах Хакасии). Абакан: Хак. кн. изд-во, 2011. 206 с.

Киселев Л. Золотая дорога эпох // Красноярский рабочий. 1991. 26 октября.

Киселев Л. Этот царь беспощаден // Красноярский рабочий. 1991. 16-22 февраля.

Корсакова О.В. Крестьяне-спецпереселенцы в Сибири в 1930-е гг.: на материалах Красноярского края: Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Красноярск, 2001. 22 с.

Корсакова О.В. Крестьяне-спецпереселенцы в Сибири в 1930-е гг.: на материалах Красноярского края. – Http://www.memorial.krsk.ru/Articles/2001Korsakova.htm.

Красильников С.А. Массовые и локальные высылки крестьянства Западной Сибири в первой половине 30-х годов // Гуманитарные науки в Сибири. 2000. Сер. отечеств. история. № 2. С. 40-45.

Красильников С. А., Саламатова М. С., Ушакова С. Н. Корни или щепки: крестьянская семья на спецпоселении в Западной Сибири в 1930-х – начале 1950-х гг. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. 359 с.

Красильников С.А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. 285 с.

Красноярье: пять веков истории : учеб. пособие по краеведению / [Дроздов Н.И. (рук.) и др.]. Ч. 2: Край с 1917 по 2006 год. Красноярск: Группа компаний «Платина», 2006. 253 с.

Лактионова Н. Бирилюсской милиции 90 лет! – Https://memorial.krsk.ru/Articles/2010Laktionova1.htm.

Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум / ред. С. А. Красильников. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2004. 456 с.

Маргиналы в советском социуме. 1930-е – середина 1950-х гг.: сб. ст. / отв. ред. С.А. Красильников, А.А. Шадт. 2-е изд. М.: Политическая энциклопедия, 2017. 551 с.

Наумов И.В. Органы государственной безопасности Восточно-Сибирского края (1930-1936 гг.).

Неволин В.А. Человек, лишённый малой родины. Красноярск: РАСТР, 2014. 148 с.

Новокшенов В. Крестьянская ссылка в Сибири. 1930-е годы // Красноярское общество «Мемориал». – Http://www.memorial.krsk.ru.

Папков С.А. Лагерная система и принудительный труд в Сибири и на Дальнем Востоке в 1929-1941 гг. – Https://memorial.krsk.ru/Articles/1997Papkov1.htm.

Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960: Справочник.М.: Звенья, 1998. 599 с.

Спецпереселенцы в Западной Сибири: 1930 – весна 1931 гг. / Отв. ред. В.П. Данилов, С.А.Красильников. Новосибирск: Наука, 1992. 286 с.

Спецпереселенцы в Западной Сибири: весна 1931 – начало 1933 гг. / Сост. С.А.Красильников и др. Новосибирск: ЭКОР, 1993. 341 с.

Спецпереселенцы в Западной Сибири: 1933-1938 гг. / Сост. С.А.Красильников и др. Новосибирск: ЭКОР, 1995. 310 с.

Ссылка в Красноярском крае и Хакасии. – Http: // www. zinref.ru›…uchebniki…logika…lekcii_raznie…1203.htm.

Тепляков А. Г. Деятельность органов ВЧК-ГПУ-НКВД (1917-1941 гг.): историографические и источниковедческие аспекты. Новосибирск: НГУЭИ, 2018. 434 с.

Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Док-ты и мат-лы в 5 томах. 1927-1939. Т. 3.Конец 1930-1933 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2001. 1008 с.

Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Док-ты и мат-лы в 5 томах. 1927-1939. Т. 4. 1934-1936 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2002. 1053 с.

References

Babiy A., Moiseeva I. Yeniseiskaya exile // https://memorial.krsk.ru/Articles/2019Babiy/2019BabiyMoiceeva.htm. (In Russ.).

Birger V. S. Exile in the Krasnoyarsk territory and Khakassia. Link from the region. Moscow, 2001, 96 p. (In Russ.).

Vladimir Birger. Overview of exile flows and places of exile in the Krasnoyarsk territory and the Republic of Khakassia. – Https://memorial.krsk.ru/Articles/BirgerS/10.htm. (In Russ.).

Gushchin N. Ya. «Dekulakization» in Siberia (1928-1934): methods, stages, socio-economic and demographic consequences. Novosibirsk: EKOR, 1996, 157 p. (In Russ.).

Demeshkin V. A. OGPU and collectivization in Siberia // XX century. The historical experience of Agrar-tion of the development of Siberia / ed. by V. V. Grishaeva. Krasnoyarsk: publishing house of Krasnoyar. state PED. in-TA, 1993, pp. 205-210. (In Russ.).

Esin R. S. On the question of the resettlement of peasants in the Yenisei district of Krasnoyarsk territory in 1930 // Yenisei Siberia in the history of Russia (to the 400th anniversary of the city of Yeniseisk) [Electronic document]: Mat-ly Sib. east. forum's. Krasnoyarsk, October 23-25. 2019 Krasnoyarsk: LLC «development Laboratory», 2019, pp. 114-117. (In Russ.).

How collectivization unfolded in Balakhtinsky... – http: // www. memorial.krsk.ru « Articles/2003Ludisudby/…(In Russ.).

Karlov S. V. Mass repressions in 1930 (based on the materials of Khakassia). Abakan: HAK. kN. ed., 2011, 206 p. (In Russ.).

Kiselev L. Golden road of epochs // Krasnoyarsk worker. 1991. October 26. (In Russ.).

Kiselev L. This Tsar is merciless // Krasnoyarsk worker. 1991. February 16-22. (In Russ.).

Korsakova O. V. Peasants-special settlers in Siberia in the 1930s: on the materials of the Red-Yar region: autoref. Diss. ... Cand. east. sciences'. Krasnoyarsk, 2001, 22 p. (In Russ.).

Korsakova O. V. Peasants-special settlers in Siberia in the 1930s: on the materials of the Red-Yar region. – Http://www.memorial.krsk.ru/Articles/2001Korsakova.htm. (In Russ.).

Krasilnikov S. A. Mass and local expulsions of the peasantry of Western Siberia in the first half of the 30s // Humanities in Siberia. 2000. Ser. native land. history. No 2, pp. 40-45. (In Russ.).

Krasilnikov S. A., Salamatova M. S., Ushakova S. N. Roots or chips: a peasant family on a special settlement in Western Siberia in the 1930s-early 1950s. Moscow: Russian political encyclopedia (ROSSPEN), 2010, 359 p. (In Russ.).

Krasilnikov S. A. Sickle and Moloch. Peasant exile in Western Siberia in the 1930s. Moscow: Russian political encyclopedia (ROSSPEN), 2003, 285 p. (In Russ.).

Krasnoyarsk: five centuries of history: studies. manual of local lore / [Drozdov N. I. (ruk.), etc.]. Part 2: the Region from 1917 to 2006. Krasnoyarsk: Platina Group of companies, 2006, 253 p. (In Russ.).

Laktionova, N. Birilyussy militia 90 years! – https://memorial.krsk.ru/Articles/2010Laktionova1.htm. (In Russ.).

Marginals in society. Marginal as a society / edited by S. A. Krasil'nikov. Novosibirsk: Siberian chronograph, 2004, 456 p. (In Russ.).

Marginals in Soviet society. 1930s – mid-1950s: collection of articles / ed. edited by S. A. Edge-Silnikov, A. A. Schadt. 2nd ed. Moscow: Political encyclopedia, 2017, 551 p. (In Russ.).

Naumov I. V. State security Agencies of the East Siberian region (1930-1936). – http://www.memorial.krsk.ru/Articles/Naumov.htm. (In Russ.).

Nevolin V. A. A man deprived of a small homeland. Krasnoyarsk: RASTR, 2014, 148 p. (In Russ.).

Novokshenov V. Peasant exile in Siberia. 1930s // Krasnoyarsk society «memorial». – http://www.memorial.krsk.ru. (In Russ.).

Papkov S. A. The camp system and forced labor in Siberia and the far East in 1929-1941. – https://memorial.krsk.ru/Articles/1997Papkov1.htm. (In Russ.).

The system of correctional labor camps in the USSR. 1923-1960: Reference book. Moscow: Links, 1998, 599 p. (In Russ.).

Special settlers in Western Siberia: 1930-spring 1931 / Rel. the editorship of V. P. Danilov, S. A. Krasil'nikov. Novosibirsk: Nauka, 1992, 286 p. (In Russ.).

Special settlers in Western Siberia: spring 1931-early 1933 / Comp. S. A. Krasilnikov et al. Novosibirsk: ECOR, 1993, 341 p. (In Russ.).

Special settlers in Western Siberia: 1933-1938 / Comp. S. A. Krasilnikov et al. Novosibirsk: ECOR, 1995, 310 p. (In Russ.).

The link in the Krasnoyarsk territory and Khakassia Republic. – Http: // www. zinref.ru»...uchebniki...logika...lekcii_raznie...1203.htm. (In Russ.).

Teplyakov A. G. Activity of the Cheka-GPU-NKVD bodies (1917-1941): historiographical and source studies aspects. Novosibirsk: NGWEI, 2018, 434 p. (In Russ.).

The tragedy of the Soviet village. Collectivization and dekulakization: Documents and materials in 5 volumes. 1927-1939. Vol. 3. The end of 1930-1933 / edited V. Danilova, R. Manning, L. Viola. Moscow: Russian political encyclopedia (ROSSPEN), 2001, 1008 p. (In Russ.).

The tragedy of the Soviet village. Collectivization and dekulakization: Documents and materials in 5 volumes. 1927-1939. Vol. 4. 1934-1936 / edited By V. Danilov, R. Manning, L. Viola. Moscow: Russian political encyclopedia (ROSSPEN), 2002, 1053 p. (In Russ.).